В полицейском участке Среднего порта
метались напуганные
Полицейские начальники тоже были очень возбуждены:
— С моря можно не блокировать. У них нет горючего!..
— Репортеры здесь?
— Так точно!
— Переводчик?
— Вот!.. — в кружок совещающихся начальников кто-то
втолкнул старенького заспанного
— И все-таки я бы сообщил в “Интерпол”!
— А если это не пираты? И мы опять окажемся в дерьме?!
— А если пираты?
— Тогда премию получит этот вонючий “Интерпол”...
— Пираты, пираты!.. Такие дорогие яхты — настоящее
— Это люди Ши Го-сюна! Головой ручаюсь!..
— Профессор, что означает название яхты — “О-прю-шник”?
— “О-прич-ник”, — поправил профессор. — Это старинное забытое русское слово. Так в древности называлось КаГеБе при царе Иване Грозном...
— Что я вам говорил?! Это рука Москвы!..
— По машинам!
— Брать только живыми!!!
Этой тихой и теплой ночью у причалов Арнавуткея в зеркальной гладкой воде, не способной всколыхнуть даже плавающую щепку, неподвижно, без единого всплеска спали десятки небольших судов.
И только одна-единственная яхта “Опричник” переживала какой-то удивительный, внутренний шторм!
Скрипели снасти, звенели ванты, а сама тринадцатитонная яхта невероятным образом, в абсолютно стоячей воде демонстрировала то килевую, то бортовую качку, сопровождавшиеся таким ритмичным мужским хрипом, такими женскими стонами и вздохами, что сравнить это можно было только с...
...такими же стонами и хрипами, доносившимися из огромной старой американской машины, стоявшей на причале рядом с “Опричником”.
Бедная колымага пятидесятых годов, считавшаяся когда-то верхом автосовершенства, сейчас жалобно скрипела всеми своими амортизаторами, тряслась и раскачивалась, приседала то на передние колеса, рискуя в любую секунду развалиться от бушевавшей внутри ее страсти и собственной дряхлости!..
И если глухо задраенные двери и иллюминаторы “Опричника” не позволяли даже краем глаза увидеть происходящее внутри, то легкомысленно приспущенные стекла дверей автомобиля время от времени предъявляли миру то полную женскую ногу, то большую лоснящуюся грудь, а то и часть тощего мужского зада...
А потом качка “Опричника” вдруг стала чаще и сильнее, старая американская машина затряслась, как в лихорадке, и причал вдруг огласился таким диким мужским рычанием, такими восторженными стонами и криками, что...
...уже сидевшие в засаде полицейские, как по команде шумно и часто задышали, мгновенно покрылись испариной, закатили глаза, и большая часть группы захвата чуть было не потеряла сознания!..
Через несколько секунд все стихло.
“Опричник” стоял в гладкой и сонной воде без малейшего движения. Ни качки, ни скрипа...
Замер на причале и старый американский автомобиль...
Почти одновременно распахнулись каюта “Опричника” и дверца автомобиля. Из каюты вышел совершенно голый, сверкающий потом Арон, с трудом поднялся на палубу и прошлепал босыми ногами на нос яхты.
Из автомобиля, еле держась на ногах, выполз голый, мокрый Василий. Цепляясь за кузов машины, он доскребся до задней ее части, схоронился за багажником и стал справлять малую нужду прямо на асфальт причала.
Арон стоял как изваяние на носу яхты, и его струя вливалась в территориальные воды Турции.
— Ну, как, Арончик? — слабым голосом негромко спросил Василий.
— Фантастика!.. — ответил с
яхты
— Нет слов!.. — счастливо сказал Вася и удивленно добавил: — Слушай, Арон, я, оказывается, такой здоровый!..
Не успел Василий закончить фразу,
а Арон за него порадоваться, как вдруг откуда-то раздалась короткая,
отрывистая команда на турецком языке, и в одно мгновение причал был
залит морем
С визгом янычар, бросающихся в свой последний смертельный бой, орава полицейских, стреляя в воздух для укрепления собственного мужества, кинулась на маленького роста голого Васю.
— Вы что, мужики, охренели?! — только и успел крикнуть Вася.
— Держись, Васек!.. — заорал Арон с яхты, и как был в парадном костюме Адама, спрыгнул на причал и бросился на выручку.
Секунд пять они, спина к спине,
отбивались от суетливой кучи охранителей турецкого правопорядка,
а потом на них налетела вторая волна блюстителей
