к оглавлению

Владимир Кунин

Иванов и Рабинович или “Ай гоу то Хайфа”

27. Как навсегда покидают родные берега

В кабинете таможенной смены у широкого окна стояли Леха Ничипорук, Гриня Казанцев, Нема Блюфштейн и сам начальник.

Леха и Гриня были в старых стираных джинсах, вполне цивильных рубашечках и одинаковых кроссовках. Нема — в сандалиях, бывших форменных брюках с голубым кантом, в летней бежевой форменной рубашке с короткими рукавами и следами бывших погон на плечах.

Через окно был хорошо виден “Опричник”, увешанный старыми автомобильными покрышками и притянутый к причальной стенке швартовыми концами.

Видно было, как офицер-пограничник с уоки-токи на плече проверял документы у Арона и Васи.

— Дипломы рулевых у них, конечно, куплены. Тут и к гадалке не ходи, — равнодушно сказал начальник смены.

— Вам лишь бы черт-те что наклепать на людей! — обозлился Леха.

— Я тебя умоляю! — сказал начальник смены. — Ты бы видел, как они к причалу подходили! Чуть пол-Одессы не разнесли своей лайбой. Да и регистровое удостоверение у них липовое. Никакой экспертизы не нужно.

— И яхта у них краденая, да?! — возмутился Гриня Казанцев.

— Нет. Яхта у них собственная, и они утонут с ней еще в десяти милях от нашего берега.

— Типун тебе на язык!.. — сказал Нема. Спасибо, что ты их еще не тряс, как грушу!

— А чего их трясти? Блоха в кармане и вошь на аркане...

У вас таможня — значит, — волки. Вампиры. А мы трясем только в трех случаях: когда есть информация — раз! Сами понимаете откуда... Когда видишь, что клиент говно и ему нужно испортить настроение — два. И когда он сам трясется так, что из него все сыплется — три! А этих ваших двух мудаков можно было и не досматривать. Пускай плывут. Что мы — не люди, что ли? Иногда на такое глаза закрываешь!.. Думаете, я не видел, что у них карты и лоции Министерства обороны, да еще с грифом “Для служебного пользования”? Я же не спрашивал, откуда они! Или, к примеру, спасательные жилеты...

— А как можно без спасательных жилетов людям, не умеющим плавать? — не выдержал Нема.

— Действительно, без жилетов — никуда, подтвердил таможенник. — Но ты бы, Нема, хоть инвентарный номер вашего клуба с этих жилетов догадался бы стереть! Или тузик надувной... По сертификату спасательных плавсредств не числится, а тут вдруг появился. Откуда бы это, а, Нема?..

— Ладно тебе, Иван! Приебался, как банный лист... — оборвал его Казанцев. — Проводить то их хоть можно? Мы специально в гражданское вырядились, чтобы погонами не отсвечивать...

— Конспираторы! — усмехнулся Иван. Погодите. Узнаю, пограничники кончили с ними работать или нет...

Он взял со стола уоки-токи, нажал на кнопку и спросил:

— Ну, что с этими самоубийцами на яхте — порядок?

И из уоки-токи ответили этак задумчиво:

— Порядок-то, порядок... Только не знаю — выпускать их или нет... Потонут еще засранцы! На такой громадине минимум человек шесть должно быть, а они вдвоем... Да еще ни уха, ни рыла не смыслят в этом деле! Верная гибель!.. Жалко ведь мужиков, Иван Сергеевич...

— Тебе-то что? — ответил в уоки-токи Иван. — Стоишь на страже рубежей нашей необъятной — вот и стой! Ишь, жалостливый какой!

Он положил уоки-токи на стол, надел фуражку и сказал:

— Айда, мужики... Лапками помашите на прощание. И не болтайте лишнего — у нас тут каждый второй стучит. Не подводите.

Уже на выходе, запирая дверь кабинета, спросил у Блюфштейна:

— Когда тебя-то досматривать будем, Нема?

Долго стояли на пирсе в трех метрах от борта “Опричника”, а Василий и Арон в кокпите своей яхты. И все были слегка растеряны. Разговор, как обычно в таких ситуациях, не получался и угасал.

У яхты торчали два молодых солдатика-пограничника, бдительно ели глазами и провожающих, и отъезжающих.

Начальник таможенной смены и старший пограннаряда с уоки-токи на плече деликатно болтали в сторонке.

— За могилой присмотрите... — говорил Арон.

— Само собой, — хрипел Леха.

— И памятник... — говорил Вася.

— Ну, сказали же!.. — раздражался Гриня Казанцев.

— С памятником не торопитесь, — предостерегал Арон. — Пусть земля осядет, а уж по весне...

— А то мы не знаем! Вы сами-то как?..

— Нормально.

— В туман — убирайте паруса, становитесь на якорь и дудите в трубочку!.. — советовал Нема. — Я ее куда-то в рундуки засунул...

— Ладно. Прощайте, ребята, — наконец сказал Арон. Пора...

— Нет слов, мужики... — Вася откровенно шмыгнул носом. — Просто нет слов... Нема! До встречи!

Блюфштейн грустно пожал плечами.

Арон завел двигатель. Леха и Гриня сбросили с кнехтов два швартовых конца, а третий, кормовой, не успели...

Яхта стала отходить от причала, но ее еще держал кормовой швартовый, натянувшийся так, что теперь его снять было уже невозможно.

— Стой!!! — крикнул Нема, но было уже поздно...

Арон прибавил обороты двигателю, вода за кормой вспенилась, забурлила, и яхту стало разворачивать носом в море... Плохо закрепленный швартовый конец соскользнул с бортовой утки и мгновенно обмотался вокруг кормового флагштока, на котором лениво полоскался государственный флаг Советского Союза.

Освобожденная яхта рванула вперед, флагшток обломился с громким треском и полетел в воду вместе с красным флагом и золотым серпом и молотом...

Без флага, без флагштока, оставив на Одесском причальном кнехте свой последний швартовый конец, уже не принадлежащий никакому государству, “Опричник” уходил в открытое море...

— Господи... — вздохнул Нема Блюфштейн. — Хоть бы они выгреблись!..

назад    наверх    дальше