Еще через некоторое время Москвич Арона стоял на территории этой базы возле полуразвалившегося щитового барака, на дверях которого было написано: Дирекция.
В небольшом кабинетике Вася передавал
директору бумажку с
И правильно! с чувством сказал
кругленький директор
Директор показал Василию и Арону большой лист, тоже с печатями и штампами:
Читаем... Чтобы потом никаких
неясностей!
А где имущество-то? недобро спросил Арон.
Директор укоризненно посмотрел на Арона:
Это такая форма... Положено писать
с судовым
Распишитесь в приеме!
Вася и Арон расписались. Директор положил руку на все три экземпляра и с выжидательной улыбкой посмотрел на Арона и Васю.
Возникла неловкая пауза.
Арон Моисеевич... негромко сказал Вася.
Чего? спросил Арон.
Чего, чего!..
А-а-а... Арон, наконец, понял и вытащил из пиджака десять сторублевок. Пересчитал и пододвинул их к директору.
Директор тут же очень ловко сгреб тысячу рублей и протянул Васе и Арону один экземпляр акта:
Владейте! Катайтесь! Путешествуйте! Очень за вас рад!
А за себя? спросил Арон.
И за себя я тоже очень рад! мило и
благодушно ответил
Белой ночью, по улицам спящего, пустынного Ленинграда, в объезд разведенных, вздыбленных к небу мостов, двигалась удивительная процессия:
Впереди шел милицейский мотоцикл с проблесковыми мигалками.
За ним КРАЗ-тягач с длиннющим трейлером, на котором в кильблоках были установлены останки Опричника...
За трейлером ехал сорокатонный передвижной подъемный кран. За краном неторопливо трюхал Москвич Арона.
Замыкал процессию второй мигающий мотоцикл... В Москвиче Арон рассказывал Марксену Ивановичу:
... а в ГАИ полковник говорит: Кто вам позволит вашу сраную яхту через весь город транспортировать?! Тут, кричит, надо особый маршрут движения прокладывать! Особые средства перевозки изыскивать! Пусть исполком назначит специальную комиссию, и если будет их решение, может, и мы разрешим... А может быть, и нет. Хотите жалуйтесь. Сейчас, говорит, все жалуются. Доигрались, говорит, мать-перемать, в перестройку!
Медленно двигалась процессия. Дивным силуэтом впечатывалась старая яхта в белесо-голубоватое небо ночного Ленинграда...
Водитель КРАЗа говорил сидящему в его кабине Василию:
Ты к народу приди, к простым людям!
Скажи: Витек, помоги. Витек, надо! Да, что же
Милиционеры-мотоциклисты на ходу переговаривались по рации:
А этот, здоровенный еврей, вроде ничего мужик...
А я тебе еще когда говорил, что среди жидов есть вполне приличные ребята. Помню, у нас в деревне со мной в одном классе учился еврейчик Сашка...
Еврейчик в деревне? удивился второй милиционер.
А он к нам с родителями был высланный.
За что?
А пес его знает... За политику, кажись. Так уж на что мы этого Сашку обзывали всяко, лупили, а он даже не обижался. Только поплачет и все. Арифметику всегда давал списывать...
В кабине движущегося автокрана работал транзистор:
Говорит радио
Во, бляха-муха, дают ребята!... сказал водитель крана.
Под утро Опричник уже стоял в кильблоках на задворках яхт-клуба. КРАЗ и автокран с мотоциклистами уехали, и усталые и издерганные Марксен Иванович, Арон и Василий сидели в Москвиче с распахнутыми дверцами.
Арон вытащил две десятирублевые бумажки и сказал:
Все. Приехали.
То есть, как приехали?.. упавшим голосом спросил Вася.
Пять штук эта развалина,
Кошмар!.. простонал Вася.
Марксен Иванович почесал в затылке:
Вообще-то послезавтра у меня пенсия...
Господи!.. закричал Вася.
Нужна нам ваша пенсия!.. Что
Марксен Иванович посмотрел на яхту и сказал:
С нашими материалами? Думаю, тысяч двадцать.